Неточные совпадения
И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтоб освещать их битвы и торжества, горят с прежним
блеском, а их страсти и
надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником!
От хладного разврата света
Еще увянуть не успев,
Его душа была согрета
Приветом друга, лаской дев;
Он сердцем милый был невежда,
Его лелеяла
надежда,
И мира новый
блеск и шум
Еще пленяли юный ум.
Он забавлял мечтою сладкой
Сомненья сердца своего;
Цель жизни нашей для него
Была заманчивой загадкой,
Над ней он голову ломал
И чудеса подозревал.
Но когда он прочитал письмо Веры к приятельнице, у него невидимо и незаметно даже для него самого, подогрелась эта
надежда. Она там сознавалась, что в нем, в Райском, было что-то: «и ум, и много талантов,
блеска, шума или жизни, что, может быть, в другое время заняло бы ее, а не теперь…»
Не скоро прояснилось в душе его, потрясенной ужасной сценою, которой он был свидетелем; но, наконец, образ Полины,
надежда скорого свидания и усладительная мысль, что с каждым шагом уменьшается пространство, их разделяющее, рассеяли грусть его, и будущее предстало пред ним во всем очаровательном своем
блеске — обманчивом и ложном, но необходимом для нас, жалких детей земли, почти всегда обманутых
надеждою и всегда готовых снова надеяться.
Кто из вас бывал на берегах светлой <Суры>? — кто из вас смотрелся в ее волны, бедные воспоминаньями, богатые природным, собственным
блеском! — читатель! не они ли были свидетелями твоего счастия или кровавой гибели твоих прадедов!.. но нет!.. волна, окропленная слезами твоего восторга или их кровью, теперь далеко в море, странствует без цели и
надежды или в минуту гнева расшиблась об утес гранитный!
Душе легко. Не слышу я
Оков земного бытия,
Нет места страху, ни
надежде, —
Что будет впредь, что было прежде —
Мне всё равно — и что меня
Всегда как цепь к земле тянуло,
Исчезло всё с тревогой дня,
Всё в лунном
блеске потонуло…
Лозаннский, уже пожилой эмигрант, жил в мансарде; потерял
надежду вернуться на родину и переживал уже полную"резиньяцию", помирился с горькой участью изгнанника, который испытывал падение своих молодых грез и долгих упований. Но другой, в Женеве, из земских деятелей, оставался все таким же оптимистом. На прощанье он мне говорил, пожимая мне руку, с
блеском в глазах...
О выдающейся по роскоши и
блеску свадьбе молодого графа Вельского с дочерью банкира
Надеждой Корнильевной Алфимовой продолжал еще говорить великосветский Петербург.
Яков Потапович молчал почти все время, но глядел на всех открытым, честным взглядом своих прекрасных глаз. В них сияла искренняя радость за упрочивающееся счастие любимых им людей, и ни единая горькая мысль о своих разбившихся
надеждах ни на минуту не омрачила их
блеска.
— Князь, я молода, — почти с мольбой в голосе начала она, — а между тем я еще не насладилась жизнью и свободой, так украшающей эту жизнь. Со дня окончания траура прошел с небольшим лишь месяц, зимний сезон не начинался, я люблю вас, но я вместе с тем люблю и этот
блеск, и это окружающее меня поклонение, эту атмосферу балов и празднеств, этот воздух придворных сфер, эти бросаемые на меня с
надеждой и ожиданием взгляды мужчин, все это мне еще внове и все это меня очаровывает.